На главную x

 

 

 
 Об Авторе  Фото  Новости  Гостевая  Карта сайта

 Написать письмо

Автобиография        Прочее   

Библиография         Стихи   

    Венки сонетов       Список текстов     Скачать все тексты

    Палиндромы           Переводы

на главную

 

Венки сонетов      Венок 17     ПОЭЗИЯ

 

 

 

ВЕНКИ СОНЕТОВ ИЗ КНИГИ "ГИРЛЯНДА" 

Корона - 15 сплетённых венков
(Венки с 12-го по 26-й)

 

ПОЭЗИЯ

Habent sua fata libelli (лат.)
Книги имеют свою судьбу (Теренциан Мавр)


1

Уплотняется первооснова
в пирамиде накопленных книг.
Вот представьте: исландский ледник,
субарктическим холодом скован,

застывает под небом суровым,
но в какой-то негаданный миг
начинается экстренный сдвиг
с оглушительным гулом и рёвом.

Вулканической бури начатки
вон из недр через горные складки
пробивают то кратер, то штрек,

а в России идейной взрывчаткой
запаслись и эсэр и эсдек
под завалами библиотек. 


2

Под завалами библиотек
в сетке строчек и в точечном растре
чутко спит параллельное царство,
сад фантазий, восторгов и нег.

Там старанием мудрых Сенек
разрываются цепи коварства,
зло и грех поглощаются карстом
и цветут Оймякон и Певек.

В наслоениях книгохранилищ
ключ к заплотам и тайнам узилищ,
там Том Сойер, Роб Рой и Гобсек.

Там запряталась куча страшилищ:
гог с магогом, вандал, печенег.
Там шумит восемнадцатый век. 


3

Там шумит восемнадцатый век,
героически вздорное время,
украшавшее нобилям темя
париками, белее чем снег.

Винтовой исторический шнек
крутит-вертит труды академий
и рассаду бунтарских пандемий,
сотрясавших всемирный ковчег.

Восемнадцатый век всполошил
закоулки российской глуши,
порезвился по ней непутёво

и оставил от щедрой души
след в масонских трудах Новикова,
в вернополланных одах Кострова.


4

В верноподданных одах Кострова
расцветал и доселе не сник
обольстительно сладкий язык,
драпировка гнилого в пунцовом.

Тем и нынешний век нашпигован.
По кантатам премудр и велик,
а на деле, как ражий мясник,
чёрт-те чем набивает черёва.

То и дело на главную роль
подвизается голый король,
царь Додон или Трумф бестолковый.

Не с того ли надсада и боль,
проступают под маской смешного
в шутовстве журналиста Крылова. 


5

В шутовстве журналиста Крылова,
в эротических виршах Парни
вылетает из давней тени
грубоватая дерзость былого.

Непотребное набожным вдовам
за два века цензурной возни
обратилось в текушие дни
в сочный силос телкам и коровам.

Современность копается, ищет
родников посветлей и почище.
Заблистали зрачки из-под век:

Ломоносов, Державин, Радищев...
И полки позабытых калек
из подвала стучатся во ВТЭК. 


6

Из подвала стучатся во ВТЭК
однобокие лживые книги,
книжки-фантики, книги-расстриги:
Бабаевский, Павленко, генсек…

Там восславлены пресный чурек
и премудрость вождя-прощелыги,
вольный край кетменя и мотыги,
Беломор, Магадан и Артек.

По томам всевозможного толка
плачет свалка, грустит барахолка.
Потянулись обозы телег.

Если книжицам тесно на полках,
сочинения рвутся в побег,
пообмявшись в объятьях коллег. 


7

Пообмявшись в объятьях коллег,
примирясь с неизбежным уроном,
поневоле умерят свой гонор
и гроссбух и живой человек.

Не стеснён лишь прославленный грек,
вознесённый эпическим троном,
хоть незряч, а подсказчик и донор
для Шекспиров и Лопе де Вег.

Редкий шанс — актуальный вопрос
может вдруг спровоцировать спрос
на затерянный опус любого.

Дождались сожалеющих слёз,
изнывая под ржавым засовом,
сочинения графа Хвостова. 


8

Сочинения графа Хвостова,
капитал, заточённый под спуд.
Он под пыльною тяжестью груд
препаршивых книжонок спрессован.

Книгочтеи к талантам суровы.
Ни классический набожный труд,
ни торжественность стиля не чтут.
Им милее, что модно и ново.

Молодая и резвая сила
заправляла идейным кормилом
и заткнула елейный роток,

в пролетарскую грудь колотила,
забивала бунтарский гвоздок.
Беспрестанно стучал молоток. 


9

Беспрестанно стучал молоток.
Вольнолюбие не прекращало
контролировать прочность начала,
на котором держался чертог.

А меж тем расседался песок
под фундаментом тронного зала.
Возмущённая сила вскипала.
Приближался трагический срок.

На изломе минувшей эпохи
стихотворные ахи и охи
оживлял сатиричный «Свисток»,

то и дело искрили сполохи.
Состязались набат и батог,
догремев до серебряных строк. 


10

Догремев до серебряных строк
на мистическом стыке столетий,
поэтический мир не заметил,
как стремительно креп ветерок,

и застойный удушливый смог,
распростёртый по целой планете,
сел ипритом на грязном паштете
под трамбовкой военных сапог.

Только бросил пророческий взмёт
героических жертвенных нот
перед жребием, что уготован,

буревестник над толщами вод,
над непрочным проржавленным кровом
Мережковского и Гумилёва. 


11

Мережковского и Гумилёва,
Ходасевича и Кузмина
грела рифма. Она и слышна
диссонансом на фоне громовом.

Кто уехал, а кто измордован.
Неуютные шли времена.
Песнопевцев щадила война,
изводили нуво-Пугачёвы.

Кузнецы-стихотворцы, провидцы,
неустанно творили из крицы
слово-ласку. Но слово — в клинок

закалялось российской водицей.
Вот Невою, вот Волгой у ног
мчит и пенится пёстрый поток. 


12

Мчит и пенится пёстрый поток,
порывается с ветром задраться.
Ликовали певучие братцы —
и шампанское шло в потолок.

Так заткнули им в глотку платок.
Кто ж? Апостолы Блока — «Двенадцать».
А при чём приплетённые святцы,
поспрошай, никому невдомёк.

Революция — дело на вкус,
поворот, сортировочный шлюз.
Неприемлющий отдал швартовы.

После драки в сообществе муз
два отрядца - цепной и бедовый -
обновляют настрой и понёвы. 


13

Обновляют настрой и понёвы
два недружные хора певцов,
те — попутчики большевиков,
а другие — багаж упакован -

и ступай по приютам портовым
от когорт петербургских дворцов
в приживалы чужих городов,
в эмигранты и индикопловы.

И повсюду бывал результат
не без блеска престижных наград,
редкий выигрыш в пульке рисковой,

а, как правило, — скверна и ад.
Потому-то и ранило слово,
превращаясь в заклятья и зовы. 


14

Превращаясь в заклятья и зовы,
зазвенев — то струна, то коса —
неумолчно звучат голоса,
оживляют творенье Петрово,

выпеваются в звонницах Пскова,
пронизают тверские леса
и цепами стучат в небеса,
в голубые плафоны алькова.

В отраженьях от свода и дна
прибывает добротность зерна,
отметается пыль и полова.

Крепнут гимны на все времена,
и в рапсодии многовековой
уплотняется первооснова. 


15

Уплотняется первооснова
под завалами библиотек.
Там шумит восемнадцатый век
в верноподданных одах Кострова,

в шутовстве журиалиста Крылова.
Из подвала стучатся во ВТЭК,
пообмявшись в объятьях коллег,
сочинения графа Хвостова…

Беспреданно стучал молоток,
догремев до серебряных строк
Мережковского и Гумилёва.

Мчит и пенится пёстрый поток,
обновляет настрой и понёвы,
превращаясь в заклятья и зовы.

1999-2000 гг.

предыдущая страница     следующая страница

 

наверх

Hosted by uCoz