|
ВЕНКИ СОНЕТОВ ИЗ КНИГИ "ГИРЛЯНДА"
Корона - 15 сплетённых венков
(Венки с 12-го по 26-й)
НАЧАЛА
Historia magistra vitae (лат.)
История - учительница жизни (Цицерон)
1
Изронила сама высота
благодатное всхожее семя,
и оно прорастает в поэме,
в песнях Данте, в шаири Шота,
привлекает глаза и уста.
А, противясь, подобна экземе,
стелит плесень духовных пандемий
клеветническая наркота.
Обжигает осотовый гнев,
чёрным куколем сыплются блеф
и дурманные сальто-мортале.
Спорят чистый и сорный посев.
В добром стане, издревле причалив, -
финикийские Далет и Алеф.
2
Финикийские Далет и Алеф
под настойчивый стук молотка
начертали живая рука
и резец из отточенной стали.
Недра камня сдались и вобрали,
подставляя ударам бока,
не сводимые до шепотка
предписания строгой морали.
Обветшает декор пирамид,
и не каждый колосс устоит
в историческом штурме и шквале,
при сведениях кровных обид,
но живуч и не стёрся в опале
вековечный посев на скрижали.
3
Вековечный посев на скрижали —
боевая библейская дробь.
Фолианты — богатая копь,
где припрятаны корни реалий.
Речь о Ное, о предках. Не зря ли
одолели вселенскую топь
и освоили край-неудобь
с пересвистом сурков в астрагале?
Может статься, смышлённый подросток,
наблюдатель светил над погостом,
окрестил их и метил спроста,
процарапав картинки на плоском.
Обособились крест и черта.
И тогда зазвучала плита.
4
И тогда зазвучала плита.
Начались мозговые атаки.
Родились рукописные знаки,
лоскутки речевого холста.
Так и эдак сквозит береста.
Ход быка бытовал на Итаке.
По-монгольски читали баскаки
сверху вниз по развёртке листа.
А моё родословное древо
зеленело у краю Приснодевы.
Кто кузнец, кто погонщик скота.
В их пергаменты справа налево
забегали, стесняя счета,
бред и вымысел, сон и мечта.
5
Бред и вымысел, сон и мечта
не позволили стать на приколе.
В изыскании хлеба и доли
беспрестанно менялись места.
И добрался мой род сквозь лета
к прикаспийским обилиям соли,
обустраивал Дикое Поле,
весь Кавказ и отроги хребта.
Не успел рыжеусый варяг
вознести победительный стяг
на курганы при Доне и Сале,
а залётом в орду и аймак
там уж строки Завета звучали,
заводя в несусветные дали.
6
Заводя в несусветные дали,
влился мощный библейский родник
в русский, в тюркский и в горский язык,
просияли и Алеф и Далет.
Тут же вспыхнули в греческом зале
откровенья евангельских книг.
Православный строитель воздвиг
русский храм на надёжном Начале.
Строки Библии, хлынув волной,
как потом по Перунам ни ной,
как ни плачь по германской Вальхалле,
освещая святой аналой,
вытесняя труху аномалий,
отразались в камнях и в металле.
7
Отразились в камнях и в металле
стародавний и новый огонь.
Письмена обжигают ладонь
без свечи и электроспирали.
Поздно каяться, если не вняли.
Оголённой рукою не тронь.
Навещая могильную сонь,
приносите букеты азалий.
Вот в подъём к Гедиминовой башне
забивает прибалт бесшабашный
лом с надгробий собратьев Христа.
Прячет след соучастия в страшном,
но приметы и сущность плута
обретают рельеф и цвета.
8
Обретают рельеф и цвета
чёрно-белые фильмы Довженко,
дым и пепел в стихах Евтушенко
и концлагерная темнота.
Неостывших скорбей маета.
Инвалид с картузом на коленках.
Здесь и там поминальная стенка
вереницей имён занята.
Пунктуальный заморский хронограф
выделяет Арденны и Тобрук.
А припомню опять и опять:
мир освенцимским прахом удобрен.
Как снесли мы ту скорбную кладь,
в полноте никому не понять.
9
В полноте никому не понять,
отчего так жестка непреложность.
Вот и мне неуютную должность
предоставила Родина-мать.
Обучал — предлагали скрывать
счёт потерь и текущую сложность.
Колдовал у печей и изложниц —
обиходил бесславную рать:
для расправы над Пражскою волей,
для рулетки с афганскою долей.
Мне бы сеять, ваять, врачевать.
Нет бы славить под сенью магнолий
грациозную девичью стать,
вековечный закон-благодать.
10
Вековечный закон-благодать
обращают в товар на продажу.
Проповедник, охочий да ражий,
расточает медовую падь.
Темноту, где ни зги не видать,
не придумать ни хуже, ни гаже,
разукрасит в цветастом коллаже
и вошьёт в расписную тетрадь.
Так случалось, что сам я, кузнец,
зная участь козлят и овец,
социального мира любитель,
ставил волку в хайло бубенец.
Ждал встретить в райФО и в нарпите
колдовскую красу в аксамите.
11
Колдовскую красу в аксамите
углядел лишь над зоной дождей,
там, где мечутся стрелы лучей
и дрожат перекрестия нитей
поперёк от орбиты к орбите
в хороводах кометных камней.
Там гнездилища странных идей
и моя неземная обитель.
А отчизна -Владимир на Клязьме,
Сахалин и простор Предкавказья,
голубая Азовская гладь.
Здесь и плакать, и праздновать праздник,
добрести до конца и престать.
И однако твержу: "Исполать!"
12
И однако твержу: "Исполать!"
Нет нужды во вселенской обедне.
Ни к чему облачённый посредник.
Человеку нужны и под стать
именные клеймо и печать,
чтоб за всякие трюки и бредни,
всё, что делал давно и намедни,
соизволил лишь сам отвечать.
И, наверное, первый судья —
не сторонний, а совесть своя.
Вот и кайтесь, солдат и кондитер.
А дорогу в любые края —
(сам решай: в Ленинград или в Питер) —
да покажет премудрый пресвитер.
13
Да покажет премудрый пресвитер
нерушимость основ бытия.
А в сонетах не та колея,
никакой назидательной прыти.
Поздравление резвой Харите.
Добрый тост за стаканом питья.
Гле иссякнет хмельная струя,
там порадует сдобный бисквитик.
То ли дело извечный Завет,
изнемогший от зла и клевет,
предаваемый в низменном быте,
но лучащий живительный свет,
рассыпающий — нате, берите —
вереницу магических литер.
14
Вереницу магических литер
расставляю с младенческих лет
по порядку от А и до Зет,
по рисунку: в латыни, в иврите,
в древнерусском, в грузинском, в санскрите,
по наборам внестрочных помет,
по звучанью с губ и дискет,
по размерам: в миньоне, в петите...
Комбинация черт и колечек,
кирпичи и фиксаторы речи.
Что в тех буквах? Пустяк. Мелкота.
А они как сигнальные свечи.
Я уверен, что их неспроста
изронила сама высота.
15
Изронила сама высота
финикийские Далет и Алеф,
вековечный посев на скрижали,
и тогда зазвучала плита.
Бред и вымысел, сон и мечта,
заводя в несусветные дали,
отразились в камнях и в металле,
обретают рельеф и цвета.
В полноте никому не понять
вековечный закон-благодать,
колдовскую красу в аксамите,
И однако твержу: "Исполать!"
Да покажет премудрый пресвитер
Вереницу магических литер.
1999-2000 гг.
|
